В 312 г. Константин Великий выступил против своего соперника за императорский престол Максенция. По общему мнению, поход Константина был обречен. Максенций не только обладал превосходящими силами, но и контролировал сам Рим. Однако перед битвой Константину было видение. Он увидел в небе горящий крест. На нем были начертаны слова: “Этим побеждай”.
Посоветовавшись со своими духовными наставниками, Константин приказал изготовить золотой крест и с ним в качестве штандарта выступил в поход. Битва была решающей. Константин быстро разбил конницу Максенция, а затем и его пехоту, оттеснив ошеломленных солдат к реке Тибр, где они были убиты. В знак признательности своему святому благодетелю Константин обратился в христианство и положил начало римскому миру. Такова, по крайней мере, одна из версий этой истории.
Многие рассматривают обращение Константина как окончательный конец язычества, но во многом это было лишь кульминацией глубинных социальных тенденций, которые назревали на протяжении многих веков. К 300 г. по всей империи уже насчитывались миллионы христиан, причем, по некоторым (скорее всего, завышенным) оценкам, эта религия охватывала 10% населения. К концу века их доля составит 50%.
Но как? Как небольшая еврейская секта из имперских задворок за несколько столетий превратилась в доминирующую в самой могущественной империи мира? Кто-то может утверждать, что это произошло по царскому указу, кто-то – по воле Божьей. Но, по мнению библеиста Барта Эрмана, специализирующегося на раннем христианстве, для объяснения истории триумфа христианства нам не нужны ни романтика, ни чудо. Достаточно простой математики.
Содержание
Работающие математические “чудеса”
В книге Деяний апостол Петр произносит проповедь в день Пятидесятницы. Благодаря силе ораторского искусства Петр обращает в веру 3000 человек. Через несколько глав он обращает в веру еще 5 000 человек. Через несколько глав после этого – еще “множество”. И “Господь ежедневно прибавлял к церкви людей, которые должны были спастись” (Деян. 2:47б).
Подобные истории часто встречаются в Библии, но здесь есть несколько проблем. Во-первых, у нас мало достоверных свидетельств массовых обращений. Во-вторых, при таких впечатляющих темпах христианство должно было стать политической и культурной силой задолго до IV в. н.э. Например, численность населения Иерусалима во время проповеди Петра оценивается от 20 до 75 тыс. человек, что означает, что апостол за одни выходные обратил в христианство от шестой части до половины города. Маловероятно.
Об этом пишут не только христианские авторы. В “Анналах” историк Тацит утверждает, что император Нерон счел “огромное множество” христиан виновными в Великом пожаре Рима в 64 г. н.э. Но, как отмечает Эрман, “если христианство представляло такую большую угрозу на этом этапе имперской истории, то мы просто не можем объяснить, почему большинство римских авторов мало или, чаще всего, совсем ничего не говорят о них”.
Эти примеры указывают на трудности, возникающие при использовании древних источников для определения количества христиан, проживавших в определенных регионах в определенное время, а именно: люди часто преувеличивают, чтобы укрепить свои идеологические или политические взгляды. Но как у социологов есть способы преодолеть современную гиперболу, связанную, например, с размерами толпы на инаугурации, так и у историков есть стратегии, позволяющие получить более реалистичную картину прошлого. В случае с христианством мы можем заменить чудеса и зловещие заговоры на устойчивые темпы роста.
Эрман просит нас предположить, что к 60 г. н.э. в империи насчитывалось 1000 христиан. При темпах роста примерно в 40% за десятилетие к 100 году их будет от 7 000 до 10 000. Другими словами, из этой первоначальной 1000 человек каждые 100 христиан должны были бы ежегодно обращать в веру всего 3-4 человека. Не такая уж непомерная цифра – особенно для религии, которая придает такое большое значение евангелизму (как мы увидим).
При таком раскладе получается следующее распределение, взятое из книги Эрмана “Триумф христианства”:
- 30 г. н.э.: 20 христиан
- 60 г. н.э.: от 1 000 до 1 500 христиан
- 100 г. н.э.: от 7 000 до 10 000 христиан
- 150 г. н.э.: между 30 000-40 000 христианами
- 200 г. н.э.: 140 000-170 000 христиан
- 300 г. н.э.: 2,5-3,5 млн. христиан
- 400 г. н.э.: 25-35 млн. христиан.
“Для неспециалиста эти необработанные цифры – особенно в конце графика – могут показаться невероятными. Но на самом деле они просто являются результатом экспоненциальной кривой”, – пишет Эрман.
Математически подкованные читатели заметят, что это тот же самый принцип, по которому начисляются сложные проценты. Вы вкладываете небольшие деньги и получаете проценты. Вскоре вы получаете не только проценты на первоначальную сумму, но и проценты на ваши проценты. Благодаря этому эффекту сложного процента ваши инвестиции растут ускоренными темпами. Точно так же человек, обращенный в веру сегодня, может проповедовать в следующем году и в последующие годы, приводя в паству новых членов, которые, в свою очередь, могут привести еще больше.
Те же читатели могут заметить, что цифры Эрмана не вполне соответствуют 40%-ному темпу за десятилетие. Это объясняется тем, что Эрман пытается учесть сложные реалии истории.
Например, как свидетельствуют сохранившиеся христианские письма, в начале своего существования религия должна была переживать бум обращений (отсюда и скачок с 20 христиан до 1000 за 30 лет). Темпы роста также должны были замедлиться к 300 г. н.э. – по иронии судьбы, примерно ко времени правления Константина – иначе к концу столетия христианство охватило бы все население империи, чего, очевидно, не произошло. Но даже в этом случае математика показывает, что в принципе христианство могло собрать достаточно последователей, чтобы стать доминирующей политической и культурной силой в Риме к 400 г. н.э. – с Константином или без него.
“Христиане вполне могут утверждать, что это было чудо, что в конечном счете это было сделано Богом. У историка нет возможности оценить это утверждение. Но для триумфа христианства не требовалось сверхъестественного вмешательства. Для этого требовался устойчивый темп роста”, – пишет Эрман. На самом деле, добавляет Эрман, христианство вряд ли одиноко. Более современным аналогом этого древнего явления является мормонская церковь. В первые годы своего существования мормонизм распространялся с вирусной эффективностью, но в последнее время темпы обращения в новую веру замедлились. Тем не менее, в среднем мормонизм растет со стабильной скоростью – как это ни странно – около 40% за десятилетие: с всего шести членов в 1829 году до более чем 16 млн. к 2020 году.
Евангелизм как инновация
Это может объяснить, как христианство могло так быстро расти, но не объясняет, почему. В конце концов, разве язычники не могли использовать свое преимущество на поле боя, чтобы просто переиграть христиан в их собственной игре по обращению?
Существует множество теорий о том, что привлекло древних людей в христианство. Некоторые утверждают, что язычество уже переживало упадок или что христианство предлагало лучшее здравоохранение. Однако Эрман утверждает, что привлекательность христианства заключалась в двух ключевых чертах: оно было исключающим и евангелическим.
Хотя язычники, конечно, могли усердно поклоняться любимому богу, но от них не требовалось посвящать себя какому-то конкретному богу. Язычник мог сегодня просить бога Аполлона об одной божественной милости, а завтра – богиню Диану о другой. Пока читались надлежащие молитвы и совершались обряды, богам было все равно. (В конце концов, это все в одной божественной семье).
Христиане не имели такого плюралистического взгляда на космос. Их бог не был одним из многих, их бог был единственным, достойным благочестия. Он также был ревнивым Богом. Если он заставал вас за поклонением другому, он наказывал не только вас. Он наказывал ваших детей и детей ваших детей на протяжении многих поколений (Исход 20:5).
Вводим евангелизацию. Если сегодня это кажется очевидной религиозной особенностью, то в древнем мире она оказалась весьма новаторской. Толерантность язычества по отношению к другим богам делала евангелизацию бессмысленной. Кроме того, отсутствовал реальный стимул к обращению. Боги не вели счет душам, и, если только кто-то уж очень сильно не оплошал, загробная жизнь оказывалась удивительно равноправной – если, конечно, вообще верить в загробную жизнь.
В христианстве дело обстоит иначе. Его апокалиптическое мировоззрение утверждало, что конец света наступит, и очень скоро. Как проповедовал Иисус, “есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, доколе не увидят Сына Человеческого, грядущего в Царствии Своем” (Мф. 16.28). Когда наступит конец, Бог благословит Своих последователей вечной жизнью в Своем Царстве. Все, кто окажется вне веры, будут наказаны навечно. Какое наказание? Зависит от того, на какой древний апокалипсис вы ссылаетесь. Но поверьте нам, оно будет плохим.
Если бы христиане действительно любили своих ближних как самих себя, как проповедовал Иисус, то, конечно же, они хотели бы, чтобы те наслаждались плодами рая вечно. Поэтому обращение в веру было делом первостепенной важности. Но вместо массовых обращений христиане распространяли Евангелие через социальные сети и сарафанное радио – по несколько соседей, сослуживцев, членов семьи за раз. Это изменило математику религиозной жизни на Западе. Вера стала игрой с нулевой суммой. Каждый обращенный христианин становился на одного язычника меньше, и это медленно, но верно приводило к гибели язычества.
Триумф христианства
Конечно, христианизация Рима включает в себя гораздо больше исторических событий, чем может быть рассмотрено здесь. Это и служение Павла язычникам, и значение историй о чудесах, и формирование христианской ортодоксии при императоре Феодосии I (все это Эрман и другие историки подробно рассматривают в своих работах).
Но это не означает, что Константин не сыграл важной роли в этой истории. Его обращение сделало приемлемым – и финансово выгодным – вступление в общину влиятельных и престижных людей. Он дарил церкви огромные суммы денег и земли, руководил строительством таких объектов, как храм Гроба Господня в Иерусалиме. Он даже основал город Константинополь (ныне Стамбул) в качестве новой восточной столицы Рима и христианского города.
“Но было бы ошибкой считать, что только обращение Константина способствовало христианизации империи. Если бы христианство просто продолжало развиваться теми темпами, которыми оно развивалось на момент обращения императора, или даже меньше, оно все равно в конце концов взяло бы верх”, – пишет Эрман.
Это полезное напоминание о том, что история – это не только рассказ о великих деятелях и решающих моментах. Часто речь идет об обычных людях, которые делают то, что делают люди, и в результате меняют ход истории.
Читайте также: Арабская вязь на нимбе христианской Мадонны