Люди давно пытаются определить очертания грядущего. Но даже самые передовые технологии пока что не могут решить фундаментальные проблемы, связанные с предсказаниями.
Содержание
Будущее будущего
Все хотят знать, что будет дальше, верно? И если в этом направлении успехи еще не очень впечатляют, то сама наша одержимость предсказаниями раскрывает нам больше информации о нас самих.
У попыток заглянуть в будущее есть уже солидная история. Хорошая новость заключается в том, что из нее можно извлечь уроки; плохая новость заключается в том, что мы очень редко это делаем. А всё потому, что самый ясный урок из истории предсказания будущего заключается в том, что знание будущего не всегда полезно. Но это еще никого не останавливало.
Сильные мира сего, от Месопотамии до Манхэттена стремились узнать будущее, чтобы получить стратегические преимущества – но раз за разом им не удавалось правильно его интерпретировать, или они не понимали ни политических мотивов, ни спекулятивных ограничений тех, кто это будущее им предлагал.
Чаще всего люди предпочитают игнорировать вероятное будущее, если прогноз заставляет смотреть их в лицо неудобным истинам. Даже технологические инновации 21 века не смогли изменить эти основные проблемы – ведь результаты компьютерных вычислений, в конце концов, настолько точны, насколько точны введенные в них данные.
Существует мнение, что чем более научным будет подход к прогнозированию, тем более точными будут и прогнозы. Но такое убеждение создает больше проблем, чем решает, и не в последнюю очередь потому, что оно часто либо игнорирует, либо исключает разнообразие живого человеческого опыта. Несмотря на обещания более точных и интеллектуальных технологий, у нас нет достаточных оснований полагать, что широкое применение искусственного интеллекта в прогнозировании сделает это самое прогнозирование более результативным и полезным, чем это было на протяжении всей истории человечества.
Люди уже давно пытаются узнать о том, как будут выглядеть грядущие события
Цель на протяжении веков была одна и та же – узнать, что нас ждет за далеким горизонтом. Отличалась только методология – то есть то, как делались и интерпретировались прогнозы. С самых ранних цивилизаций наиболее важным различием в этой практике оказывалось различие между людьми, обладающими врожденным даром или способностью предсказывать будущее, и системами, предоставляющими правила для расчета будущего. Предсказания оракулов, шаманов и пророков, например, зависели от способности этих людей получать доступ к другим состояниям сознания, ну или к божественному вдохновению.
Стратегии гадания, такие как астрология, пальмистрия (гадание по линиям руки), нумерология и карты Таро, зависят от владения самим практиком сложной теоретической системой, основанной на правилах (иногда довольно высоко математических), и от его способности интерпретировать и применять ее в конкретных случаях. Толкование снов или практика некромантии могут находиться где-то между этими двумя крайностями, частично завися от врожденных способностей, частично от приобретенного опыта. И в прошлом, и в настоящем есть множество примеров, в которых используются обе стратегии предсказания будущего. Любой поиск в Интернете по словам “толкование снов” или “расчет гороскопа” выдаст миллионы результатов.
В прошлом веке технология узаконила последний подход, поскольку развитие информационных технологий (предсказанное, по крайней мере, в некоторой степени, законом Мура) обеспечило более мощные инструменты и системы для прогнозирования. В 1940-х годах аналоговый компьютер MONIAC использовал реальные резервуары и трубы с цветной водой для моделирования экономики Великобритании.
К 1970-м годам Римский клуб смог обратиться к компьютерной симуляции World3 для моделирования потока энергии через человеческие и природные системы с помощью таких ключевых переменных, как индустриализация, потеря окружающей среды и рост населения. Его доклад “Пределы роста” стал бестселлером, несмотря на постоянную критику, которой он подвергался за предположения, лежащие в основе модели, и качество данных, которые в нее вводились.
В то же время, вместо того чтобы полагаться на технологический прогресс, другие прогнозисты обратились к стратегии краудсорсинга прогнозов будущего. Например, опрос общественного и частного мнения зависит от чего-то очень простого – спросить людей, что они намерены сделать или что, по их мнению, произойдет. Затем требуется тщательная интерпретация, основанная на количественном или качественном анализе. Последняя стратегия использует мудрость опрашиваемых специалистов. Собрав группу экспертов для обсуждения определенной темы, можно получить более точные прогнозы, чем индивидуальное мнение одного из них.
Этот подход во многом перекликается с еще одним методом прогнозирования – военно-игровым. Начиная с 20-го века, военные полевые учения и маневры все чаще дополнялись, а иногда и заменялись, моделированием. Эта стратегия, осуществляемая как людьми, так и компьютерными моделями, больше не ограничивается военными целями, и теперь широко используется в политике, торговле и промышленности. Цель заключается в повышении устойчивости и эффективности в настоящем, а также в планировании будущего. Некоторые симуляции очень точно предсказывают и планируют возможные результаты, особенно если они проводятся незадолго до прогнозируемых событий.
По мере развития этих стратегий возникли две совершенно разные философии прогнозирования будущего человечества, особенно на глобальном, национальном и корпоративном уровнях. Каждая из них отражает различные предположения о природе отношений между судьбой, изменчивостью и человеческой активностью.
Понимание предыдущих событий как индикаторов грядущих позволило некоторым прогнозистам рассматривать историю человечества как ряд закономерностей, в которых можно выделить четкие циклы, волны или последовательности в прошлом, и поэтому можно ожидать их повторения в будущем. Это основано на успехе естественных наук в создании общих законов на основе накопленных эмпирических данных.
Последователями этого подхода были такие разные ученые, как Огюст Конт, Карл Маркс, Освальд Шпенглер, Арнольд Тойнби, Николай Кондратьев и, конечно же, Турчин. Но независимо от того, предсказывали ли они упадок Запада, возникновение коммунистической или научной утопии или же вероятное повторение глобальных экономических волн, их успех был ограничен.
Так, в последнее время исследования в Массачусетском технологическом институте были направлены на разработку алгоритмов, позволяющих предсказывать будущее на основе прошлого, по крайней мере, в чрезвычайно краткосрочной перспективе. Обучая компьютеры тому, что “обычно” происходило дальше в той или иной ситуации – обнимутся ли люди или пожмут друг другу руки при встрече, – исследователи повторяют этот поиск исторических закономерностей. Но, как это часто бывает, такой подход к прогнозированию оставляет мало места, по крайней мере, на данном этапе развития технологий, для попыток расчета неожиданного.
Другая группа прогнозистов, между тем, утверждает, что темпы и масштабы современных технико-экономических инноваций создают будущее, которое будет качественно отличаться от прошлого и настоящего. Последователи этого подхода ищут не закономерности, а неожиданные и несвойственные для прошлого переменные, на основе которых можно экстраполировать будущее. Таким образом, вместо того, чтобы предсказывать одно определенное будущее, становится проще моделировать набор возможностей, которые становятся более или менее вероятными в зависимости от сделанного выбора.
В качестве примера можно привести такие симуляции, как World3 и военные игры, упомянутые ранее. Многие писатели-фантасты и футурологи также используют эту стратегию для составления карты будущего. Например, в 1930-х годах Г. Г. Уэллс выступил на Би-Би-Си с призывом к “профессорам предвидения”, а не истории. Он утверждал, что именно так можно подготовить страну к неожиданным изменениям, таким как те, которые принесло изобретение автомобиля. Подобным образом писатели, начиная с Элвина и Хайди Тоффлер, экстраполировали развитие информационных технологий, клонирования, искусственного интеллекта, генетической модификации и экологии, чтобы исследовать ряд потенциальных желательных, а также опасных или даже вариантов будущего уже после гибели человечества.
Но если прогнозы, основанные на прошлом опыте, имеют ограниченную способность предвидеть непредвиденное, то экстраполяции на основе научно-технических инноваций имеют поистине пугающую способность быть точными. В конечном счете, ни один из подходов не является более полезным, чем другой, и это потому, что оба они имеют один и тот же фатальный недостаток – люди, которые их формулируют.
Каким бы ни был подход прогнозиста и какими бы сложными ни были его инструменты, проблема с прогнозами заключается в их близости к власти. На протяжении всей современной истории человечества прогнозы, как правило, составлялись людьми, довольно тесно сотрудничающими с действующей властью . Эта однородность привела к тому, что она ограничила возможности формирования будущего и, как следствие, практические действия, предпринимаемые для его формирования.
Кроме того, прогнозы, приводящие к дорогостоящим или нежелательным результатам, как у Турчина, обычно игнорируются теми, кто принимает окончательные решения. Так было в случае с почти двадцатилетней игрой в войну против пандемии, которая предшествовала появлению Covid-19. Например, в докладах как в США, так и в Великобритании уже давно подчеркивалась важность создания систем общественного здравоохранения для эффективного реагирования на глобальный кризис, но они не убедили ни одну из стран укрепить свои системы здравоохранения. Более того, никто не предсказал, в какой степени политические лидеры попросту не захотят прислушиваться к советам ученых. Даже когда у экспертов было преимущество – учет человеческих ошибок, повышающих точность предсказаний, некоторые из прогнозов систематически игнорировались властью, если противоречили политическим стратегиям.
Это подводит нас к важнейшему вопросу о том, для кого и для чего нужны прогнозы. Те, кто может влиять на то, каким будет будущее, часто являются теми же людьми, которые распоряжаются значительными ресурсами в настоящем, что, в свою очередь, помогает определить будущее. То есть, прогнозирование не учитывает голоса обычного населения.
Главный посыл истории будущего заключается в том, что думать о “будущем” бесполезно. Гораздо более продуктивная стратегия – нужно думать о вероятностном ряде потенциальных исходов и оценивать их по ряду различных источников. Технологии играют здесь важную роль, но очень важно помнить и о влиянии предположений на конечные результаты. Опасность заключается в том, что современные предсказания с отпечатком искусственного интеллекта считаются более научными, а значит, и более точными, чем предсказания, сделанные с помощью старых систем гадания. Но предположения, лежащие в основе алгоритмов, которые, например, прогнозируют преступную деятельность или выявляют потенциальную нелояльность клиентов, часто отражают ожидания лишь тех, кто их программирует.
Вместо того чтобы полагаться исключительно на одни лишь инновации для составления карты будущего, разумнее заимствовать опыт из истории и сочетать новые методы с несколько более старой моделью прогнозирования – моделью, сочетающей научные знания и последние достижения с человеческой художественной интерпретацией. Возможно, было бы даже полезнее думать об этом как о диагностике, а не как о прогнозировании.
Читайте также: Наш “здравый” взгляд на время может быть ложным