Научное исследование предполагает, что звуковой ландшафт мог повлиять на психическое здоровье поселенцев 19 века.
В 1800-х годах, когда американские поселенцы продвигались на запад, на Великие равнины, стали появляться истории о том, как ранее вроде бы стабильные люди впадали в депрессию, становились тревожными, раздражительными и даже буйными от загадочного “безумия прерий”. И действительно, есть свидетельства в исторических отчетах, которые указывают на рост числа случаев психических заболеваний в середине 1800-х – начале 1900-х годов, особенно на Великих равнинах. “В новых штатах прерий наблюдается тревожное количество безумия среди фермеров и их жен”, – писал журналист Юджин Смолли в журнале The Atlantic в 1893 году.
Как вымышленные, так и исторические рассказы об этом времени и месте часто обвиняют в таинственном “безумии прерий” изоляцию и мрачные условия, с которыми столкнулись первые поселенцы.
Но многие также упоминают нечто неожиданное: звуки самой прерии.
Как писал Смолли, “зимой тишина смерти лежит на огромном пространстве”. А героиня рассказа Нелли Маккланг пишет стихотворение о гулких звуках равнин: “Я ненавижу ветер с его злой злобой, и он ненавидит меня с такой же глубокой ненавистью. Шипит и насмехается, когда я пытаюсь заснуть”.
Эти детали поразили воображение Алекса Д. Велеса, палеоантрополога из Университета штата Нью-Йорк в Освего, изучающего эволюцию человеческого слуха, и заставили его задуматься: есть ли доля истины в этих историях?
После проведенного серьезного изучения вопроса, Велес может подтвердить, что этот жуткий звуковой пейзаж – тишина и завывание ветра – действительно мог способствовать психическим заболеваниям у поселенцев.
Нельзя сказать, что это какой-то прорыв в науке: исследования современных ученых показали, что то, что мы слышим, может усугублять не только наши проблемы со сном, стрессом и психическим здоровьем, но даже вызывать сердечно-сосудистые заболевания и диабет второго типа.
Велес же хотел понять, есть ли что-то особенное в звуковом ландшафте прерий. К сожалению, он не мог вернуться в те времена, чтобы сделать запись, но он смог собрать более поздние записи с равнин в Небраске и Канзасе, на которых запечатлены такие шумы, как ветер и дождь, и из городских районов Барселоны и Мехико, где слышны звуки погоды, а также шум транспорта и пешеходов. Он загрузил эти записи в программу, которая создала визуальное диаграмму спектра звуковых частот аудио файлов и сравнил результаты друг с другом и с картой звуковых частот, которые может воспринимать и слышать человеческое ухо.
Велес обнаружил, что, хотя все ландшафты содержали множество звуков, которые человек мог бы услышать естественным образом, звуки города были более разнообразными, распространяясь по всему диапазону человеческого слуха и образуя что-то вроде белого шума. Но в прерии этот фоновый шум практически отсутствовал. А те звуки, которые были, совпадали с особенно чувствительной частью человеческого слуха, которую мозг воспринимает быстрее.
“Я могу описать это так: очень тихо, пока вдруг не раздается звук, который вы слышите, и вы не можете услышать ничего, кроме него, потому что никакого другого шума нет”, – говорит Велес.
Поэтому можно представить, как новоприбывший поселенец, привыкший к звукам более или менее городской среды, маленького городка или шума леса, вдруг обнаруживает, что каждое куриное кудахтанье, нарушающее гробовую тишину прерий, каждое кваканье лягушки или капанье дождевой воды, слышно ужасно отчетливо и раздражающе, как щелканье ручки в тихой библиотеке.
Описание звукового ландшафта Великих равнин напоминает сенсорную депривацию или нахождение в безэховой камере – помещении, предназначенном для подавления эха. В этих условиях даже самый незначительный звук, такой как шорох одежды или биение собственного сердца, становится невозможно игнорировать. Человеческий мозг естественным образом адаптируется к окружающей среде, увеличивая или уменьшая громкость, чтобы лучше различать происходящее.
Адаптация необходима нам для выживания. Если вы адаптируетесь к среде с очень низким уровнем шума, и вдруг раздается громкий звук, то, конечно, это вызовет у вас проблемы.
Джейкоб Фрифельд, историк-исследователь Президентской библиотеки и музея Авраама Линкольна, много писал об Акте о земледелии, одной из главных движущих сил экспансии на запад. Хотя он говорит, что не сталкивался с феноменом “безумия прерий” в своей работе над старыми документами, но отмечает, что в современных аудио записях, которые использовал Велес, могут отсутствовать некоторые звуки, которые могли слышать первые поселенцы в те времена. Например, вой волков или грохот копыт американских бизонов, которые в прошлом передвигались огромными стадами. А если поселенцы жили в дерновых домах или землянках, то они могли еще слышать звуки насекомых или других существ, живущих в земляных стенах. Так что, такой фон нельзя назвать абсолютной тишиной.
Помимо отсутствия записей 19 века, даже изучение симптомов психических заболеваний у людей, живших более 100 лет назад, очень затруднительно. Как отмечает Велес, специфический язык или названия, используемые для обозначения заболеваний, могут меняться, записи могут быть непоследовательными, а на диагнозы могут влиять общественные взгляды – например, представления о гендерных ролях или предрассудки в отношении определенных групп.
Точно так же невозможно определить, насколько каждый эпизод раздражительности или депрессии был вызван звуковым ландшафтом, а насколько это была реакция на стресс или оторванность от цивилизации. Кстати, влияние последней могло быть особенно сильным. Если на востоке люди могли жить в небольших, сплоченных общинах, то на равнине соседи часто находились друг от друга на расстоянии многих километров. Адаптация, возможно, была наиболее тяжелой для женщин, которым часто приходилось сидеть дома, что ограничивало их и без того скудные возможности для социализации. Добавьте к этому страх замерзнуть, угрозу неурожая или денежного краха и будет неудивительно, что некоторые люди испытывали стресс.
В общем, работа Велеса не может доказать, насколько сильно “безумие прерий” действительно повлияло на поселенцев, но она дала ему ответ на вопрос, который так его беспокоил: возможно, в звуковом ландшафте равнин – в тишине Смолли и ненавистном ветре Маккланг – действительно есть что-то, что могло влиять на психику поселенцев.
Звуки способны формировать нашу жизнь даже сегодня и даже за пределами Великих равнин. Многие ученые уже изучают, повлияло ли на физическое и психическое здоровье изменение звукового ландшафта во время прошедшей пандемии, вызванное закрытием помещений и переходом на работу из дома.
Забегая еще дальше, надо напомнить, что в разреженной атмосфере Марса звуки распространяются значительно хуже, как на Земле. И если звуковой пейзаж прерий приводил к тревоге и депрессии у некоторых людей, значит ли это, что однажды, когда люди доберутся до Марса, поселенцы снова будут проклинать тишину?
Читайте также: Призрачный квантовый мир Эйнштейна